Я изумленно уставился на капитана Цзяна, потрясенный его словами.

– Еще труднее поверить в то, что эти мины использовали вооруженные силы обеих стран.

– Что? – Я застыл на месте, чувствуя, как шок уступает место ужасу. – Но Линь Юнь ведь только майор. Неужели она обладала такими полномочиями?

– По-видимому, Линь Юнь не очень-то рассказывала вам о себе. О таких вещах она вообще мало кому рассказывает. – Цзян Синчэнь повернулся ко мне, и хотя в темноте я не мог разглядеть его лицо, я понял, что оно очень выразительное. – Да. У нее был доступ.

* * *

Вернувшись в палатку, я не смог заснуть, поэтому я открыл полу и стал смотреть на маяк, надеясь, что его равномерное включение и выключение окажет гипнотическое воздействие. Так оно и произошло, и по мере того как сознание постепенно покидало меня, башня маяка растворялась в ночи, пока наконец от нее не остался только подмигивающий огонек, висящий в воздухе, видимый только тогда, когда он зажигался, но, погаснув, полностью сливающийся с бесконечным мраком. Это показалось мне смутно знакомым, и где-то в подсознании прозвучал слабый голос, подобно пузырьку воздуха вырвавшийся из океанских глубин и лопнувший на поверхности. Голос сказал: «Маяк всегда здесь, но видно его только тогда, когда он зажигается».

У меня в сознании сверкнула искра. Порывисто вскочив, я долго сидел, слушая шум прибоя. Затем растолкал Цзян Синчэня.

– Капитан, мы можем немедленно вернуться обратно?

– Зачем?

– Как зачем – исследовать шаровую молнию, разумеется!

Приземлившись в Пекине, я сразу же позвонил Линь Юнь. Слова Цзян Синчэня наполнили меня необъяснимой тревогой, но как только я услышал приятный голос Линь Юнь, сердце у меня растаяло, и я страстно захотел увидеться с ней.

– О, я знала, что Синчэнь тебя уговорит! – восторженно воскликнула она.

– На самом деле мне просто пришла в голову одна мысль.

– Вот как? Приезжай ко мне домой ужинать!

Это приглашение застигло меня врасплох, поскольку Линь Юнь старательно избегала разговоров о своей семье. Даже Цзян Синчэнь ни словом не обмолвился об этом.

Выходя из здания аэровокзала, я столкнулся с Чжао Юем. Как выяснилось, он уволился с метеорологической станции на Тайшане и искал, чем заняться. У него в голове было полно идей, таких как установка громоотводов среди сельскохозяйственных угодий, чтобы использовать энергию молний для производства минеральных удобрений, или применение молний для нейтрализации озоновых дыр над полюсами. Чжао Юй даже захватил с собой оборудование, которое они с Линь Юнь обсуждали на Тайшане, однако сам он сомневался в успехе.

– Ты не ищешь легких путей? – спросил я.

– Учитывая нынешнее положение дел, все настроены серьезно, так что о легких путях приходится забыть.

Чжао Юй был малый толковый, и если он займется работой всерьез, то сможет добиться больших результатов. Глядя на него, я подумал, что жизненная философия иногда бывает словно высечена в камне и остается с человеком до конца его дней, но иногда оказывается невероятно слабой. Очень часто направление жизни человека определяет та эпоха, в которой он родился. Невозможно далеко уйти от того времени, в котором живешь.

При расставании Чжао Юй вдруг спохватился:

– Чуть не забыл, я тут недавно заглянул в университет и встретил Чжан Биня.

– Вот как?

– Он сразу же спросил у меня о тебе. У него лейкемия. Неизлечимая стадия. Подозреваю, следствие длительного эмоционального стресса.

Провожая взглядом Чжао Юя, я вспомнил слова сибиряка Леваленкова: «Порой ты прилетаешь к месту назначения и выясняешь, что лучше было бы упасть на полпути».

Меня снова охватил страх перед неведомым будущим.

* * *

В аэропорту меня встретила не Линь Юнь, а младший лейтенант с машиной.

– Доктор Чэнь, майор Линь и командир прислали меня забрать вас, – сказал он, козырнув.

После чего вежливо предложил мне сесть в машину. В дороге лейтенант был полностью сосредоточен на том, чтобы вести машину, и не сказал ни слова. Наконец мы въехали на охраняемую территорию с аккуратными рядами жилых домов пятидесятых годов постройки, с широкими карнизами. Проехав мимо ровной цепочки тополей, мы остановились перед небольшим двухэтажным зданием, в том же стиле, глядя на который в голову приходит слово «отцовский».

Открыв дверь машины, младший лейтенант сказал:

– Командир и майор дома. Сюда, будьте добры.

Козырнув, он проводил взглядом, как я поднялся к подъезду.

В дверях меня встретила Линь Юнь. Она выглядела осунувшейся, по-видимому, от напряженной работы. Потрясенный произошедшей с ней переменой, я вдруг поймал себя на том, что все это время держал ее в своем сердце, где она была прежней.

Отец Линь Юнь сидел на диване и читал газету. Он вышел навстречу и пожал мне руку. Худой, но крепкий, и его рукопожатие оказалось сильным.

– Значит, вы тот ученый, который изучает молнии? Поздравляю. Юнь часто рассказывала о вас. Остальные ее знакомые по большей части военные, но, должен сказать, ничего хорошего в этом нет. Военные не должны ограничивать себя какой-то узкой областью. В противном случае, особенно в такие времена, их мыслительный процесс закостенеет. – Повернувшись к дочери, он сказал: – Тетя Чжан куда-то пропала. Думаю, мне лучше самому приготовить для доктора Чэня свое фирменное блюдо. Не одна только сяо Юнь пригласила вас сегодня в гости, – добавил он, снова повернувшись ко мне. – Я тоже хотел вас видеть. Нам нужно кое о чем поговорить.

– Папа, только не сыпь слишком много острого перца, – бросила вдогонку отцу Линь Юнь.

Я проводил его взглядом. Мы были знакомы меньше минуты, однако я уже почувствовал в нем внутреннее достоинство, что в сочетании с дружелюбным радушием производило весьма необычное впечатление.

Об отце Линь Юнь мне было известно только то, что он военный, возможно, имеет звание генерала. Такое впечатление сложилось у меня на основе случайно услышанных обрывков разговоров, однако ничего определенного я так и не узнал. Но непринужденность отца Линь Юнь помогла мне расслабиться. Закурив сигарету, предложенную Линь Юнь, я сел на диван и обвел взглядом гостиную. Обставлена она была очень просто, без изысков. Большие карты Китая и мира практически полностью занимали одну стену. Мой взгляд остановился на большом письменном столе, определенно рабочем, на котором стояли два телефонных аппарата, красный и белый, и лежали несколько папок. Похоже, гостиная также служила кабинетом. Наконец мой взгляд упал на вешалку за дверью. На ней висел мундир; со своего места я отчетливо разглядел один погон. Присмотревшись внимательнее, я выронил сигарету.

На погоне красовались три больших звезды.